«…Гленн Хелд со своими сотрудниками из Исследовательского центра им. Томаса Уотсона корпорации IBM создал устройство, которое медленно и равномерно — по одной песчинке — насыпает песок на круглый диск. Сначала песчинки просто остаются лежать там, куда они упали. Потом они начинают громоздиться друг на друга, образуя кучу с пологим склоном. Время от времени, когда в каком-то месте склон становится слишком крутым, песчинки соскальзывают вниз, вызывая небольшую лавину. По мере добавления песка и увеличения крутизны склона средний размер лавин увеличивается. Некоторые песчинки начинают сваливаться с края круга. Куча перестает расти, когда количество добавляемого песка в среднем компенсируется количеством песка, сваливающегося с края. В этот момент система достигает своего критического состояния.
Когда на кучу, находящуюся в критическом состоянии, падает песчинка, она может вызвать лавину любого размера, включая “катастрофическое” событие. Однако большая часть песчинок падает, не вызывая никаких последствий. Даже самые большие обвалы захватывают лишь небольшую долю песчинок в куче, поэтому даже катастрофические лавины не могут привести к значительному изменению крутизны склона и выходу кучи из критического состояния».

Это было написано уже довольно давно — кажется, вариацию на тему этого текста я впервые увидел еще в «Юном технике» лет двадцать назад (вообще, «Юный техник» — это практически как «Симпсоны», в нём уже всё когда-то было). С тех пор идея самоорганизованной критичности приобрела изрядную популярность, хотя она, прямо скажем, не то чтобы позволяет делать какие-то продуктивные предсказания – скорее, помогает понять и принять принципиальную невозможность их сделать. Легко и приятно видеть её проявления в динамике землетрясений, турбулентных потоков, экосистем и фондовых рынков. Лишь небольшая доля цинизма нужна, чтобы попытаться описать в тех же терминах социальные процессы. Несколько сложнее и существенно дискомфортнее предполагать, что ровно таким же образом устроена отдельно взятая ваша собственная психика.

Вы родились, включились каналы восприятия, и на чистый диск стали падать песчинки окружающего мира. Вы принимали их без сопротивления, потому что самого понятия «сопротивления» еще не существовало для вас, и куча быстро росла.  Когда песок стал ссыпаться с краев, кто-то умиленно сказал: «да ты стал совсем взрослым…». И с тех пор, в общем-то, ничего не меняется, хотя периодически с легким шорохом по склону кучи стекает струйка песка — озарение, кризис, эйфория, депрессия, счастье…

Еще цинизма? «Круглый диск» можно заменить на ваши уши, а песок — на ту лапшу, что вешается на них.

Каждый раз, когда вам кажется, что с вами произошло что-то необычное, переворачивающее вашу жизнь, когда, оглядываясь назад, вы видите, что мир дал отчетливый знак, указавший вам путь к светлому будущему — или,  напротив, обрушился всей тяжестью, попытавшись раздавить вас на месте — представляйте себе эту конусообразную кучу спагетти, которая, собственно, и является вашей личностью. Представляйте, как очередная упавшая сверху макаронина скатывается по её склону и вдруг сбрасывает с края неожиданно много других. Все произошедшее вполне исчерпывающе описывается этой картинкой. Если от неё вдруг становится совсем тоскливо — ну, не любите вы макаронные изделия — можно попробовать представить, что спагетти сияют нежными оттенками мистического света, и вообще на самом деле это не спагетти, а какие-нибудь, скажем, «волокна реальности». Образ приобретет некое сходство с кастанедовским светящимся коконом-яйцом, но суть останется прежней.

Всё равно как-то безнадежно? Всё, право же, не так плохо.

С одной стороны, конечно, немного обидно сознавать, что нет никаких чудес, а есть лишь непредсказуемые реакции находящейся в устойчиво-критическом состоянии системы на очередное рядовое внешнее воздействие.

А с другой — устойчивость критического состояния системы как раз и означает, что в жизни всегда есть место чуду. Даже если ваш диск сохраняет строго постоянную форму, а из мира на него сыплются абсолютно одинаковые песчинки

Что, вообще говоря, не вполне так. До встречи за рамками метафоры.

Логистическое отображение, часто связываемое с именем Фейгенбаума, задается простой формулой:

Значение x_n+1 однозначным образом определяется значением предшествующего члена последовательности, x_n. Чем-то это похоже на разговор — разговор, в котором каждая следующая реплика вполне логичным образом вытекает из предыдущей. Аналогию можно было бы расширить — сказать, скажем, что x_n – развитие темы, (1 – x_n) — возражения, а r — усредненная длина ассоциативных цепочек, но, пожалуй, всё же не стоит. Общность не столь велика, чтобы искать прямые соответствия.

Что происходит, когда мы задаемся произвольным начальным значением x₀ таким, что 0<x₀<1, и начинаем вычислять значения членов последовательности? Начинаем диалог с какой-то темы и говорим, говорим долго, устремляя n к бесконечности?

При 1<r<3 последовательность сходится к значению (r-1)/r. Вероятно, каждому доводилось иметь дело с сообществами, в которых любая начатая дискуссия неизменно приходит к одному и тому же выводу.

1<r<1+6^0,5. Последовательность быстро начинает осциллировать между двумя значениями. Так многие мечутся годами между двумя противоречивыми категоричными утверждениями.

Потом наблюдаются осцилляции между четыремя значениями. Восемью. Шестнадцатью...

Самое же интересное начинается, когда r переваливает за ~3,57. Система приходит в состояние динамического хаоса, периодичность утрачивается. Без выполнения всех необходимых вычислений значение x_n становится невозможно предсказать даже приблизительно. Малейшее, незаметное искажение начальных данных — на тысячную, на миллионную долю —  непредсказуемым образом радикально изменяет поведение последовательности при больших n. Так из случайной фразы рождаются произведения искусства, революционные теории и жизненные пути.

   

Вывод, который, собственно, хотелось бы сделать, прост – непредсказуемость не равна нелогичности, и рациональность не есть предначертанность. Отображение Фейгенбаума переходит в хаотический режим, оставаясь всё той же простейшей алгебраической формулой, не использующей никаких генераторов случайных чисел или чего-то в таком духе. А значит, очень вероятно, что все шансы добиться схожего результата есть и у диалога. Внутреннего ли, внешнего — не так важно.

А те, кто уверенно заявляет, что аналитический подход губителен для полета фантазии, просто никогда не видели, как последовательность X_n+1 = rx_n(1-x_n) ведет себя, скажем, при r=3,87.

Хиросимская бомба давно превратилась в некий эталон и воистину достойна быть представлена тем или иным образом по крайней мере в музеях метрологии, если не в самой Палате мер и весов. С ней сравнивают намеренные и случайные рукотворные взрывы всевозможного происхождения, энергию грозовых облаков, извержения вулканов, падения метеоритов и т.д. и т.п. Цель таких сравнений – вызвать благоговейный трепет и/или смутный ужас.  Если упомянуть энергию, заключенную в десятке железнодорожных составов из цистерн с бензином – это, конечно, вызовет у читателя подозрение, что речь идет о довольно-таки большой энергии – но крайне сомнительно, что пробудит в нем какие-то эмоции. Хиросимская бомба – другое дело. Предел разрушительной мощи, неодолимая сила, уничтожившая целый город в одну секунду. Практически перст господень…

После применения двух А-бомб 13 и 22 килотонн ТЭ по Хиросиме и Нагасаки в 1945 г. возник глобальный культ бога-бомбы. В эпоху Холодной войны рекламировалось применение зарядов 10 мегатонн ТЭ по обширным густонаселенным местностям (чисто культовое, лишенное военного смысла). Это привело к нуклеофобии (иррациональному ужасу населения т.н. Запада перед А-бомбой и вообще перед энергией атомного ядра).
[...]
Реальные разрушения от А-заряда в 1 килотонну не так страшны. В 1944 Лондон подвергся бомбардировке 2000 ракет ФАУ-2, которые в сумме несли почти 2 килотонны взрывчатки, и поражали не одну, а разные точки города. Как известно, это не имело фатальных последствий. С другой стороны, бомбардировка Токио 10 марта 1945 обычными зажигательными бомбами привела к гибели более 100 тысяч человек - тот же порядок, что при атомной бомбардировке Хиросимы 6 августа (даже с учетом жертв радиации, умерших до 31.12.1945). На Западе ту бомбардировку Токио помнят лишь историки, а о взрыве 13-килотонной А-бомбы в Хиросиме знает каждый (мощность бомбы по культовым мотивам округлена до 20 килотонн, а взрыв раздут до мировой катастрофы, более ужасной, чем сама вторая мировая война).
[...]
Из этого экскурса в историю (точнее, в современную интерпретацию истории) ясно, что общество в т.н. «развитых странах» воспринимает А-бомбу не как оружие (сопоставимое по разрушительной силе с другими средствами ведения войны), а как всесокрушающий божественный гнев, который не измеряется в цифрах.

Obo Van Horn. «Atomic Autodefenca»

Следует отметить, что в настоящее время долгосрочные последствия атомного взрыва – радиоактивное заражение местности и развитие лучевой болезни у попавших под удар – в случае Хиросимы отходят на второй план. Символом «медленной невидимой ядерной смерти» выступает почти исключительно Чернобыль – тоже, кстати, ставший эталоном, но уже для измерения объема радиоактивных выбросов. Хиросима – это «ядерная смерть» мгновенная, беззвучная ослепительная вспышка, являющаяся полным и абсолютным концом всего… ну, по крайней мере, города, в котором она случается.

Что же на самом деле осталось от Хиросимы после того, как над ней на высоте 600 метров взорвался ядерный заряд с тротиловым эквивалентом 13 Кт?

&gt;&gt;&gt; Читать далее… &gt;&gt;&gt;

Идеальная система блокировки спама – в самом широком понимании этого слова, т.е. как коммерческих предложений, так и разнообразных писем счастья, создаваемых с различными целями бот-аккаунтов и т.д. – знает, как надо. Т.е., конечно, она должна знать, «как не надо», но, по самому определению ее идеальности, решение, принимаемой ей в отношении каждого письма, комментария, записи – должно быть однозначным, так что одно следует из другого.

Использование такой системы в Сети неявным образом установит достаточно жесткий «кодекс поведения человека», отклонение от которого будет считаться достаточным поводом для лишения звания человека и причисления к компьютерным ботам.

В какой-то, хотя и очень небольшой степени, это уже наблюдается.

Отсюда с неполной достоверностью вытекают два прогноза-следствия, оба пессимистические.

Первый: действительно идеальная система блокировки спама невозможна, так как требует для своего создания решения вопросов, над которыми философия бьется со времен своего возникновения — в частности, проблемы "философского зомби".

Второй: приближающаяся к идеалу система блокировки спама будет с неизбежностью блокировать также и большую часть всего, что существенно отличается от утвержденного протокола общения, подавляя его эволюцию. Есть опасение, что большинством это будет сочтено несущественным недостатком.

Посадив нечто в надежную клетку, мы оказываемся в клетке сами, хотя она может быть довольно просторной. Чтобы сделать это очевидным, достаточно инвертировать пространство.

«Высшее существо (Jah) создало мир, чтобы человек был счастливым в любви и духовно совершенным. Чтобы это произошло, Jah дало человеку чувство красоты, разум, обучение и эмпатию. Если бы этого было мало, Jah дало бы еще указания. Jah в виде Kri приходило в мир. Его родила женщина Mari и дала имя Jesu. Человек Jesu стал духовно совершенным. Это значит, что у человека есть все, чтобы стать духовно совершенным»

Атоллический Катехизис

«Эффективный перевод с естественных языков почти требует разумных программ-трансляторов»

Признак приближения к Дну Края

Эффективный перевод с естественных языков – задача для компьютерной лингвистики, которая будет решена в будущем.

Создание эффективных текстов – вызов для авторов, который можно принять уже сейчас.

Гордость неким «богатством языка» и «утонченной игрой слов» – есть гордость костылями, подпирающими нежизнеспособные идеи.

Текст, претендующий на глобальную ценность, должен аутентично переводиться на любой язык программой-переводчиком при минимальном вмешательстве человека. Это недостаточное, но необходимое условие его логической непротиворечивости и отсутствия в нем неоднозначно трактуемых недоопределенных понятий.

Написание таких текстов на естественных языках требует разумных авторов.

Чтобы в полной мере получать удовольствие от прослушивания музыки, надо делать это более-менее регулярно. Чтобы различать тонкие вкусовые оттенки вина, надо иметь опыт его дегустации. Чтобы оценить глубину смыслов, вложенных художником в картину, надо разбираться в истории живописи. Эти и многие другие схожие тезисы обычно не подвергаются сомнению. Однако, за редким исключением, речь в них всегда идет о потреблении продуктов человеческой деятельности. Естественная красота природы считается не то слишком простой, не то слишком неодолимой, чтобы видение ее требовало специальных усилий. Родители тащат упирающихся всеми конечностями детей на концерты симфонических оркестров и в картинные галереи, считая своим долгом привить им искусствоведческий вкус, в то же время полагая, что наслаждаться красотой звездного неба может любой дурак.

Звездное небо упомянуто не случайно – пожалуй, наиболее показательны в этом смысле именно всяческие астрономические явления. Они могут пробуждать глубокие чувства и восприниматься необычайно красивыми и вдохновляющими – но для этого наблюдатель должен понимать, на что он, собственно, смотрит. Речь в данном случае не только и не столько о, скажем, дипскайщиках, часами вглядывающихся в едва различимые туманные пятнышки. (Галактики. В которых миллиарды звезд, и, может быть, миллионы обитаемых планет. А может и нет…). В небе случается много вполне динамичных событий с участием отчетливо видимых объектов, однако без хотя бы базовых познаний в астрономии они вызовут не больше эмоций, чем перемигивание лампочек в гирлянде.

2 февраля 2007 года. Покрытие Луной Сатурна. Любой может увидеть его в окуляр телескопа (скажем так, любой, кто согласится смотреть в окуляр телескопа при температуре минус пятнадцать), но, чтобы увидеть нечто более интересное, чем закатывание горошины под арбуз – надо знать, что есть Луна и что есть Сатурн, где они находятся и как движутся, и хотя бы с точностью до порядка представлять соотношение их диаметров. Тогда есть шанс, что в тот момент, когда кольца Сатурна коснутся диска Луны и начнут исчезать за его краем – плоская картинка обретет глубину, и на какое-то время пресловутые астрономические расстояния из математической абстракции станут наглядно видимой реальностью. Это очень ценное ощущение.

29 марта 2006 года. Полное солнечное затмение. Само по себе явление, пожалуй, можно отнести к той самой категории «слишком неодолимых», чтобы отсутствие каких-либо познаний позволило не заметить его совсем. Однако и в нем есть свои тонкости, свои оттенки букета. Кто-то увидит две яркие звезды, вспыхнувшие на потемневшем небе рядом с затменным солнцем. Кто-то опознает в них Меркурий и Венеру. Кто-то – поймет, что смотрит со стороны на центр Солнечной системы… Видит ту самую картинку, что рисуют в учебниках – вживую. 

Радиус венерианской орбиты – это много, очень много. Даже объекты в десять миллионов раз меньшие слишком велики, чтобы адекватно восприниматься человеком без должной подготовки. Гималайские вершины – это нечто, к чему, кажется, нельзя привыкнуть в полном смысле слова, можно только научиться аккуратно их игнорировать. Мозг получает с сетчатки глаза изображение Аннапурны Южной и констатирует, что картинка красивая. Красивая, как глянцевый разворот National Geographic, красивая, как фильм в IMAX 3D…

Чтобы увидеть другую красоту, более глубокую – надо осознать, что ты видишь. Вспомнить, что эта вершина на три с лишним километра выше той точки, на которой ты находишься. Оценить масштаб. Напрячь воображение и попробовать представить гору целиком и себя рядом с ней. Если получается – ощущение величия окружающего пробегает через тебя, как электрический разряд. Его не удержишь долго – эволюция не выработала в человеке врожденного умения вписывать в картину мира расстояния и размеры, существенно превышающие дальность броска камня.

Те, кто говорят, что научное мышление убивает непосредственность восприятия окружающего мира и лишает человека удовольствия от его созерцания – представления не имеют о научном мышлении.

Знание – не только сила. Знание – еще и красота.

Рассказывая о затмениях и сочиняя тексты о них же, замечаю, насколько не хватает в языке слова, описывающего взаимоотношения меня и Тени. Как назвать то, чем я периодически занимаюсь? Как наиболее полно перевести на русский общеупотребительный английский термин eclipse chaser?

Как нулевое приближение, конечно, сойдет уже не раз использованное мной, близкое к дословному «охотник за Тенью». Но, вообще-то, охота подразумевает как минимум большую вариативность поведения добычи. Это даже если отвлечься от того, что весьма странно и самонадеянно считать добычей явление, своей величественностью просто-таки вбивающее в разум наблюдающего уточненное, приближенное к реальному представление о его месте в мире и о масштабах этого самого мира.

«Гонка за Тенью» звучит красиво, но это выражение тоже неправильно в своей основе. Суть игры не в том, чтобы гоняться за Тенью – на это способен далеко не всякий самолет, а в том, чтобы в нужный момент оказаться перед ней, на ее пути.

То есть – «поджидать»? Слово настолько же пресно, как и официальное «наблюдать», и оба они не передают ни красот и волнений дороги к точке рандеву, ни метеорологического азарта планирования и ожидания. «Подкарауливать», «выслеживать», «подстерегать»… Уровень пафоса недопустимо низок. И так говорят, когда время или место встречи известно лишь приблизительно, а это не та ситуация – тут всё распланировано с точностью до секунд на тысячи лет вперед.

Кое-какие из многочисленных смыслов слова «сталкер» подходят неплохо, но и совершенно лишней в данном случае шелухой оно поросло слишком обильно.

…Вычислить наиболее выгодную точку, отправиться в дальний путь, стоять под безоблачным небом, смотреть на Солнце и ждать, пока нечто не вмещающееся в обычные понятия о небе и земле явится без опоздания к назначенному времени, скользнет над тобой, вокруг тебя и сквозь тебя и исчезнет, оставив ощущение сродни легкой контузии.

Для этого нет слова. И, наверное, это хорошо. Потому что назвать – значит исказить.