малое худло

Подписаться на эту метку по RSS

Навеяно Аднакой

— Дорогой дедушка Мороз…
Девушка шумно высморкалась, потрясла головой, отхлебнула кофе из шестой по счету чашки за вечер. Хмуро покосилась одним пересохшим воспаленным глазом на стопку учебников, другим — на часы, невозмутимо отмерявшие третий час ночи. С ощутимым усилием вновь сфокусировала взгляд на мониторе и продолжила:
— На Новый год я хочу сдать сессию. И выспаться.
Поднесенная ко рту чашка стукнулась о зубы, выскользнула из руки и со смиренно-негромким звуком разбилась о пол. Кофейная гуща растеклась в лужу неопределенных, но явно издевательских очертаний. Занесенный над кнопкой «Отправить» курсор застыл в ожидании.
— …и Апокалипсис.

— …Она же хорошо себя вела?
— Да. Превосходно. Весь год, но… Шеф… Не говоря уже об общих этических соображениях… Наш бюджет…
— Закон есть закон.
Произнесший эти слова отошел к окну, прислонился лбом к холодному стеклу и с отвращением посмотрел на мокнущую под декабрьским ливнем траву.
— И вообще, кажется, давно пора. Поищите в библиотеке — помнится мне, там была какая-то инструкция…

...И слышал я глас из телевизора, возвещавший, что пришло время.
Первые куранты прозвучали, и взмыли в небо фейерверки, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю.
Вторые куранты прозвучали, и воздвиглась пробка великая на трети дорог града обреченного.
Третьи куранты прозвучали, и украсилась верхушка праздничной ели звездой, и имя той звезде Полынь.
Четвертые куранты прозвучали, и уподобилась треть людей града саранче и пролила кровь свою в бою за магазины.
Пятые куранты прозвучали, и превратилась треть вод земных в спирт.
И видел я блаженных, мечущихся посреди улицы и кричащих громким голосом: Праздник к нам приходит!

И видел я, что сняты семь лент с коробки подарочной.
Взглянул я — вот олень бел, с именем Хлад, олень рыж, с именем Жор, олень черен, с именем Мрак, и олень блед, которому имя Похмель.
И стал я в соляной снежной каше, и видел, как влекут олени сани.
И восседали в тех санях блудница с ледяным взором в одеждах цвета серебра и зверь белобородый в одеждах цвета крови.
И царь земной обратился к народам и провозгласил приход зверя.
И дан был ему нос, краснеющий гордо, и дана ему власть действовать три недели и подорвать экономику царства земного.
Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его тридцать первое декабря.

Blind drunk angel

Рубрика: Архив Blogger | Блог
Метки: |
Дата: 09/12/2007 21:47:00
Ангелам, как всяким пилотам, тоже бывает тоскливо и грустно. Игру на миллиарде струн и клавиш Вселенной редко воспринимаешь как власть, чаще — как долг, а иногда — как занудство. Люди обычно решают проблему просто — подкрашивают тоску алкоголем. Хоть ненадолго попросить отвернуться боль, взять передышку перед вялотекущим боем. Для ангелов нет того вещества, которым можно напиться, не веселящ для них ни один газ. Одна возможность развеяться и забыться — воплотиться. В нас.

Одни уходят в глухой запой материальности, становятся офисным пресловутым планктоном. Другие жизнь живут как лекарство, радуясь даже, что она закончится скоро. Кто-то не может
отвлечься, размышляет денно и нощно о судьбах мира, об истинной цели и сути всего, о нравственных ориентирах. Не чувствуя прав на ошибку. Кто-то живет от души, с размахом, на гулянках выбалтывая корпоративные тайны. Таких здесь называют духовными лидерами, там — выносят им порицанье. Для порядка. Пряча улыбку.

«Как жить?» — вероятно, знать ты захочешь… Так, чтоб даже среди глубокой ночи, разбуженный, смог ответить на каверзную подколку «Кто ты?» Но и поиском смысла жизни и места в мире не увлекайся — это работа. А сейчас ты не на работе.

Что наша жизнь? Одна ночь загула. Найди здесь своих и раздели веселье. Но живи ее так, чтоб когда ты проснешься ангелом — не слишком сильным было б твое похмелье.
Посвящается южному склону горы Узун-Сырт

Выйди на склон.

Ветер распахнёт объятья, прижмётся к твоей груди — но не сомкнёт объятий за спиной. Ветер мягко оттолкнёт, словно предлагая подумать — «а надо ли тебе это?..»

Надо? Садись.

Слушай ветер. Чувствуй ветер.

Ветер сорвёт с тебя шелуху обыденной жизни. Сорвёт яркие ленты пустых отношений. Сдерёт корку с ран, про которые ты стараешься забыть. Найдёт брешь в твоей скорлупе, взломает ее изнутри и унесёт осколки. Задует чадящее пламя, дающее тебе тепло. Изорвёт в клочья твое знамя и повалит флагшток.

Придёт холод и боль. Боль, которая заставит проклясть свою сущность, заставит желать жизни простой. Боль, все попытки избавиться от которой оборачиваются ещё большей болью.

Слушай ветер. Чувствуй ветер.

Ветер унесёт и боль. Медленно, как перетекает песок через гребень дюны. Медленно, как стачиваются под ударами песчинок гранитные скалы. Боль исчезнет.

Останется пустота. Пустота, которая заставит пожалеть об ушедшей боли. Пустота, не причиняющая страданий и не оставляющая надежды. Пустота, от которой захочется закрыть глаза и не открывать их никогда.

Слушай ветер. Чувствуй ветер.

Ветер заполнит пустоту. Заполнит непредсказуемостью и легкостью танцующих в нем пушинок. Заполнит стремлением к жизни семян, летящих на этих пушинках. Заполнит вечной мощью восходящего потока. Заполнит памятью о себе — о ветре в лицо.

Теперь — встань и иди. Иди вверх по склону. Ветер поможет.
— Вы владеете C++?
— Сегодня и завтра — нет, послезавтра — да.

© физтех на собеседовании
Мы учились, мы сдавали экзамены. Мы ждали окончания школы, ждали, когда последний звонок прозвучит фанфарами, возвещающими наше вступление в таинственную, манящую взрослую жизнь.
Мы читали — фантастику и научно-популярные издания. Мы знали, что уже очень скоро на Земле не останется границ, на Марсе будут цвести яблони, кто-то из нас полетит к звездам и всё будет гораздо лучше, чем сейчас. Нас очаровывали слова "двадцать первый век".

Последний звонок прозвенел — но по тембру он оказался подобен скорее реву сигнализации, вопящей о пересечении границы опасной зоны. Мы встретили рассвет и поняли, что он точно такой же, каким и был все семнадцать лет до того. Поняли, что по-прежнему не понимаем ни людей рядом с нами, ни собственный путь в жизни.
Двадцать первый век наступил... звезды остались далеки, да. Не скажешь лучше Емелина — "вместо эры Великого Кольца настал нескончаемый День трифидов".

Мы — поколение 82-84 годов рождения. Поколение, которому пришлось пережить два этих жесточайших облома практически одновременно. Нам пришлось слегка потяжелее, чем прочим ныне живущим.

С тех пор мы не верим в предсказанные сроки.
Мы улыбаемся, глядя на планы, программы развития и долгосрочные прогнозы. Улыбаемся только губами.
Мы не спешим взрослеть, как положено. Мы застряли там, в двухтысячном году — оглушенные чувством пустоты.

У нас нет будущего.

Ещё нет. И в этом — наша сила.
— Вы знаете, в чем смысл жизни?
— Сегодня и завтра — нет...
Я смотрюсь в зеркало.

Я вижу в зеркале черный ящик. Я знаю, что в ящике сидит кот.

Нет, в ящике нет ни образца радиоактивного элемента, ни счетчика Гейгера, ни ампулы с цианидом.
...Впрочем, что-то подобное примотано к ящику снаружи. Я смертен, да. Более того, внезапно смертен. Но — смерть моя будет событием вполне определенным. Речь не о ней.

Кот в ящике выбирает между красной и синей таблетками.

Точнее, уже выбрал. Но ящик закрыт.

Не знаю, каково было коту Шрёдингера быть одновременно живым и мертвым. Я знаю лишь, каково быть подвешенным между состояниями Избранного и coppertop'а.

Когда-то ящик откроется. Очень нескоро. Может быть, лишь после срабатывания того самого, "примотанного снаружи".

Возможно, там обнаружится сытый и довольный кот, лениво гоняющий по дну ящика красную таблетку. Скорее всего, увы.
Возможно, там обнаружится синяя таблетка и не обнаружится кота.
Возможно, мой кот смущенно промяучит что-то на тему того, что одну таблетку он сломал, а другую потерял. С него станется.

Я отворачиваюсь от зеркала и смотрю вам в глаза. Я вижу черные ящики. Я знаю, что в них сидят коты.
"Ты там осторожней в дороге. Доедешь — напиши"

Нажать "Yes". Увидеть "Sending message" и "Message has been sent"... Нет, не получилось. Сзади доносится короткий смешок.

— Ну-ну... Развей мысль, что ли. "Осторожней. Случится что — будет тебя не хватать. Ты мне нужна..." — так ведь?

....Кажется, именно так.

— "Где ты? С кем ты?!" — такого ведь уже не шлёшь... Ты научился не ревновать девушек, с которыми спишь, к парням, которые тоже с ними спят... и девушкам, да. И девушек, с которыми спать лишь хотел, да не сложилось — тоже... ну, почти научился, если начистоту. Ты даже уже более-менее спокойно воспринимаешь их глупые ссоры и философские разговоры до рассвета не с тобой... Но при этом — до сих пор ревнуешь их всех ко мне?

...Кажется, именно так.

— Ничего. И это уйдёт. Еще одна застарелая вредная привычка, не более того... Аргументы, если понадобятся — всё те же: "Никто никому ничего не должен", "Она не твоя собственность"... в общем, не буду повторять банальности. Признаёшь право сходить налево, да простится мне этот пошлый эвфемизм — признай и право обернуться через левое плечо и посмотреть в мои синие глаза. Несравненное право, как говорил поэт. Разницы-то — никакой, не правда ли?

...Кажется, именно так.

Ridiculus mus

Рубрика: Архив Blogger | Блог
Метки: |
Дата: 03/08/2006 01:50:49
— Вот он...
— Это — он?! Но... извини, но — зачем?
— Ну ведь он такая прелесть... Посмотрите...
— Прелесть? Это... это же позор. Во имя чего тогда вся твоя жизнь, этот долгий, трудный подъем... и что теперь?
— Во имя него. Это не поймешь, пока сам не...
— Что?! Ты предлагаешь мне...
— Тише! Вы его пугаете!
— ...

Над долиной пронесся тяжелый вздох снежных лавин, и осуждающий рокот камнепадов смолк.
По склону горы, попискивая, бегал мышонок.
…По Волге плавают (на самом деле, конечно, ходят… но тогда мы этого не знали) корабли. Разные корабли. У них есть одно общее свойство — от них расходятся волны. Много коротких, что создают у берега нечто вроде прибоя. И одна-две длинных, приходящих к берегу раньше всего. Они длинны настолько, что не воспринимаются как волна — просто вода сначала отходит, задерживается на десяток секунд — а потом поднимается, затопляя берег. Отлив-прилив, цунами в миниатюре.

Дети Дубны избрали корабельную волну в качестве противника.

У кромки воды на городском пляже поднимались отнюдь не ажурные песочные дворцы — красивые и совершенно нефункциональные.

…Мощный, укрепленный глиной вал — по правилам Игры поднимающийся сразу же от кромки воды. Достаточно мощный, чтобы выдержать удар — и не один — пенящегося гребня волны. Боковые стены — защита от затопления при приливе. Строгое, порой брутальное береговое укрепление. Дамба.
…Если оставалось время, внутри можно было и что-то красивое построить.

Мы знали о противнике очень многое. Мы могли, едва завидев показавшийся из-за излучины силуэт, сказать, что нас ожидает.

«Толкач» с баржами. Несерьезно. Отлива-прилива практически нет, волна, как правило, слабая. Могут помешать лишь на самых ранних стадиях строительства Дамбы.
Одним из самых больших открытий детства, кстати, стало то, что баржа «плоская», поднимающаяся над водой едва ли на полметра, и баржа «пузатая», с высокими темными бортами — это баржа одна и та же. Соответственно груженая и порожняя.
Кабаноподобный «толкач» без барж. Уже опаснее, мог дать довольно неплохую волну. Многое зависело от его размера и скорости.
«Самоходки» (самоходные баржи) вообще и их элитный представитель — «Волго-Дон» — в частности. Непредсказуемы. Могли пройти, буквально не шелохнув воду, могли сравнять с песком всё на три метра от кромки берега.
Подводные крылья — «Метеор» и «Ракета». Малы, да удалы. Резкая и мощная волна.
«Трехпалубки», сиречь трехпалубные теплоходы. Белые, красивые и очень волнующие… как душу, так и воду.
«Четырехпалубки». Высшие Теплоходы. Если трехпалубные белы, то эти — белоснежны. Огромны. Редко развивают в черте города полную скорость, но если это случается — противостоять их волне практически невозможно. «Феликс Дзержинский», «Александр Грибоедов»… Весь четырехпалубный флот Волги мы знали поименно.

…Это все были корабли общеизвестные и хорошо изученные.

А были корабли мистические, рассказы о которых были подобны рассказам о единорогах и мантикорах… «Военный» — по описаниям выходило, что по ночам по Волге на полном ходу передвигается нечто вроде небольшого крейсера. «Катамаран» — собственно сухогруз-катамаран немалого размера (видимо, все-таки существовал реально, по крайней мере, в мудрых книгах впоследствии удалось найти упоминания о таком судне). И, конечно, «пятипалубка». Пятипалубка, Белый Дракон. Легенды гласили, что при прохождении пятипалубного теплохода волна захлестывает весь пляж, закидывает на сушу пришвартованные лодки и вызывает обрушение немалой части обрывистого берега.
Пятипалубку не просто никто никогда не видел — никто даже не осмеливался соврать, что верховное божество явило ему свой лик. В десять лет это что-то да значит. При этом ее существование не вызывало у нас никаких сомнений. Мы жили надеждой.

Нашей целью было создать прибрежную крепость, которая устоит перед любой волной? Да… формально это было так. Но день, когда по реке проходили лишь тихоходные баржи, когда приходилось уходить домой, оставляя на берегу нетронутое стихией сооружение — такой день, конечно, не мог считаться удачным.

Мы улыбались, когда из шлюза выходил достойный противник.
Мы улыбались, когда созданная нами Дамба с честью выдерживала удар стихии.
И мы улыбались еще шире, когда она гибла под ударом волны-которую-выдержать-не-могло-ничто.

И, конечно, каждый день мы ждали пятипалубку. После которой не останется ничего, кроме гладкого пляжа.

…Я строю свою Дамбу. И я до сих пор жду свою пятипалубку.
Не знаю, как она будет выглядеть.
Гроза невиднной мощи, величаво спустившийся с небес хобот торнадо, лавина в горах, цунами, новый метеорит вроде Тунгусского…
А может, просто человек.

Пятипалубка однажды покажется из-за излучины... И я ей улыбнусь.
– Почему ты отказываешь мне, когда я предлагаю напрямую...

Отказываю. Отказываю, хотя она рядом и в последнее время готова всегда – лишь протяни руку, помани к себе... И всё будет. Конечно, не так красиво, как обычно представляется в фантазиях - но вполне, вполне хорошо... Всё будет хорошо. Мы же достаточно разумны, чтобы все предусмотреть, не так ли?

– ... но так упорно ищещь встречи со мной?

Ищу встречи. Ищу на осыпающихся тропинках Биюк-Янышара. Проходя мимо свежих обвалов под глинистым склоном Хамелеона. Распластавшись морской звездой над небольшим каменистым обрывчиком метров шести высотой – и выползая из этого места со скоростью этой самой звезды – полтора метра за пятнадцать минут, из которых потом я обливался только первые пять – а потом, похоже, пот банально кончился...

– Зачем, зачем ловишь мой взгляд?

Ловлю её взгляд. Ловлю её взгляд во вспышке галогеновых фар впереди, которая, кажется, плавит мозг через работающие в ночном режиме зрачки. В огоньках на нависшей слева китовой туше фуры, притирающей меня к бетонным блокам. В утробном скрежете тормозов и коротко-злобном, как плевок, взвизге шин. В торжествующем пении трещотки на спуске с холма, когда каждый камень под колесо - как втыкающаяся в сердце игла, когда сдирается шелуха и остается одно, извечное, всеобъемлющее: "держи равновесие и смотри на свой Путь, а не в стороны!".

– Зачем всматриваешься мне в глаза?

Всматриваюсь. Всматриваюсь в слепящую синеву. "Пошёл, пошёл, пошёл" – и я падаю вверх в эту синеву, падаю вверх. Кроме синевы вокруг не остается ничего, не остается даже меня – "я" остался на земле, "меня" не может быть здесь, летит что-то другое, живущее во мне... "Земля"? Что это? Я этого не помню, это было вечность назад и будет не раньше чем через вечность, а сейчас это миф, сейчас моя "земля" – всего тридцать квадратных метров и она над головой, а не под ногами... Сейчас я – соринка в сверкающей синей бездне, соринка в глазу...

Глаз мигает.

– Сколько пафоса, аж глаза режет... Хотя я уже привыкла. Про меня по-другому никто не умеет говорить.
– Разве?
– Да, да... Есть те, кто думают, что умеют – но они же не про меня говорят, а про мои фото... обычно крайне неудачные. А есть еще товарищи с зеркалами. Знаешь, как Персей убил Медузу?
– Ну да. Отсек голову, смотря в зеркало...
– Это-то везде написано. Но никто не вспоминает, что там до сих пор стоят две каменные статуи, держащие в руках обычные плоские зеркала. А Персей – он пришел с кривым щитом. Все думают, что он победил Медузу – а он ведь победил нечто несуразное, с выпученными глазами и кривым носом, увиденное им в щите. Но – Подвиг с большой буквы "пы", все восхищаются... Так вот – полно тех, кто пробует заигрывать со мной, глядя на мое отражение в кривых зеркалах. Но мы отвлеклись. Что тебе все-таки от меня надо?..