Художник способен различить десятки оттенков цвета, про которые обычный человек не скажет ничего более конкретного, чем, скажем, «темно-синий». Астроном-дипскайщик после часовой адаптации зрения увидит галактику там, где даже другой астроном, предпочитающий наблюдения Луны и планет, увидит лишь фон неба.
Меломан может услышать, как сфальшивил один из исполнителей в большом оркестре. Орнитолог-любитель за километр опознает по песне редкую птицу.
Дегустатор не только уверенно опознает сотни вкусов вина, сыра, чая… да и вообще почти чего угодно, но и придумает им всем названия, что меня лично поражает едва ли не больше. То же самое можно сказать о парфюмере и запахах.
Почти любая профессия и любое увлечение приводят к возрастанию чувствительности к каким-либо воздействиям, к уменьшению порога восприятия и расширению его динамического диапазона до такой степени, что для непосвященного это выглядит сверхспособностями.
Для парапланериста такой сверхспособностью становится чувство ускорений.
Когда летящее крыло попадает из воздуха покоящегося в воздух поднимающийся со скоростью 0,5 м/c, пассажир тандема скорее всего не заметит вообще ничего. Пилот же, несмотря на малость этого dv, успевает за dt не только распознать небольшое a, но и разложить его на радиальную и тангенциальные составляющие. Цифры на экране прибора всегда запаздывают и служат лишь подтверждением этого полуинтуитивного чувства.
Пилоты большинства летательных аппаратов ощущают себя единым целым с пилотируемой машиной, человек превращается в алюминиевое (фанерное, тряпочное...) крылатое создание. С парапланом в воздухе сложнее – его масса и его подъемная сила разделены в пространстве несколькими метрами строп, и фиксация внимания на какой-то конкретной точке этого летучего маятника не принесет ничего хорошего.
Крыло летит. Передняя кромка размахом в десяток метров прочесывает воздух. В воздухе есть течения, есть неоднородности. Левая и правая консоли мягкого крыла чуть приподнимаются друг относительно друга, приотстают или рвутся вперед. Если бы стропы и ткань меняли свой цвет в зависимости от натяжения – на летящем в турбулентном воздухе параплане ни на секунду не прекращалась бы игра радужных переливов. Стропы сходятся на левый и правый карабины, поддерживающие с двух сторон подвеску, в которой сидит пилот. Колеблется нагрузка на левой и другой левой правой рулевых клевантных стропах, которые пилот держит в руках. Четыре натяжения, причем только два их них величины векторные, да и то с крайне мало изменяющимся направлением, а нагрузка на клевантах – сугубый скаляр. Не так-то много воздействий, которые к тому же надо воспринять не отточенными эволюцией зрением или слухом, а нетренированным у современного человека мышечным чувством и «внутренним акселерометром». Не так-то много, и в то же время – огромное количество информации.
Когда лень вдаваться в подробности, и/или хочется, чтобы тебя хоть как-то поняли обычные люди, про это говорят «чувствовать жопой». На самом деле ощущение воздуха локализуется совершенно не там. Оно сосредоточено скорее где-то в верхней части спины, на лопатках и между ними. Оно, естественно, довольно-таки индивидуально для каждого пилота, и очень сложно описать словами, на что это похоже. Пожалуй, лучше всего задача решается с помощью такого образа: представьте, что у вас на спине растет еще одна пара рук. Длинных, гибких. Возможно, многосуставчатых. И, привстав на цыпочки, вы пытаетесь нашарить ими на недоступной взгляду высокой полке лежащий предмет.
Имя тому предмету – ядро потока.
Мягкий толчок в крыло, заставляющий его качнуться назад. Воздух властно приподнимает параплан, как морская волна поднимает плывущего человека. За гребнем волны всегда следует впадина, положительное ускорение по вертикальной оси сменится отрицательным, поверхность воды колеблется около нулевого уровня, и пловцу с этим ничего не поделать. У пилота есть возможность удержать сообщенную ему вертикальную скорость.
Переложить вес, затянуть клеванту, закрутить спираль. Еще один толчок. Крыло в ядре, где скорость подъема теплого воздуха вверх максимальна. Добавить вес, затянуть клеванту глубже, сузить радиус спирали. Начинается обработка – самое, пожалуй, увлекательное, что есть в парящем полете. Взаимодействие живой разумной пылинки с исполненной мощи стихией. Неодушевленность потока не мешает ему выталкивать параплан, сбрасывать его с себя, как бык на родео сбрасывает наездника, как волна пытается подмять скользящего по ней серфингиста. Обратная связь положительна, система неустойчива. В потоке есть оптимальная траектория, и чем дальше ты от нее отклоняешься – тем сложнее вернуться на нее снова. Опять игра на тончайшем чувстве ускорений, на изменении тона шума ветра на шлеме, на отслеживании скорости вращения пейзажа вокруг. На что это похоже? Опять-таки каждый пилот может сказать много слов, но не приблизить другого к пониманию этого ощущения. Удерживать стоящую вертикально палку на вытянутой руке. Ехать на велосипеде по причудливо изгибающемуся выпуклому рельсу. Балансировать на натянутой веревке. Пытаться вставить мощную сжатую пружину на ее место в механизме… Очевидно фаллический характер визуального представления потока породил высказывание о том, что, дескать, пилот должен чувствовать поток так, как приближающаяся к оргазму девушка в позе наездницы чувствует член партнера. К сожалению, половые и гендерные характеристики не позволяют мне вынести квалифицированное суждение о корректности этой аналогии, но она мне нравится.
Еще в этом есть что-то от того мышечного чувства, которое появляется в руке, когда привычным быстрым движением выводишь на бумаге свою заковыристую подпись. Только процесс может длиться не полсекунды, а десяток минут.
…Очередной набор закончен. Интеграл вертикального ускорения по времени был в основном положителен, и потому положительным оказался и интеграл вертикальной скорости по времени. У пилота есть в наличии тысяча-другая метров превышения его личной вертикальной координаты над вертикальной координатой местности, которую он может преобразовать во время своего нахождения в воздухе и изменение координаты горизонтальной. Полет продолжается.